Воспоминания о детстве
Место «Родины»
Слова «железнодорожники Канавина» встречаются ещё в дореволюционных произведениях Максима Горького. Канавинский район в Нижнем – это клин суши между правым берегом Волги (слева) и левым берегом Оки (справа). Здесь когда-то шумела Нижегородская ярмарка. Сюда прибывали и прибывают поезда из Москвы. Отсюда, перевалив через мост над Волгой, поезда уходят на Северный Урал. При Советской власти за счёт заводов Горький рос, прежде всего, вдоль низкого окского берега (завод фрезерных станков, «Двигатель революции», ГАЗ и другие). Ленгородок (а так в Горьком его называли все), центр Ленинского района города, был построен перед войной между Канавиным и Молитовкой. Его главным зданием был Дворец культуры им. Ленина. Перед дворцом площадь с фонтаном, слева и вперёд Сад 1-го мая, между дворцом и входом в сад – «Родина», главная станция ДЖД им. Горького. За ней в двух сотнях метров стадион «Торпедо». Во всей округе, включая Канавино и Молитовку, это было самое окультуренное и оживлённое место. Колея «детки» шла в обход Ленгородка параллельно заводам и Автозаводскому шоссе и заканчивалась станцией «Счастливая» на автозаводе. В Ленгородке располагалось и здание Управления «большой» железной дороги.
Время
С точки зрения материальных условий бытия (продукты питания, одежда и обувь, дрова, транспорт) время было очень трудное. Спасались картофельными полосками и огородами, рыбу ловили, если могли, приворовывали продукты питания на тех предприятиях, где работали. В 1947 году, например, были перебои с хлебом, то есть его нельзя было получить даже по карточкам. В очереди за хлебом, сменяя друг друга, стояли по ночам. А когда магазин открывался, случались драки. Однажды в такой драке возле лабаза, упоминаемого мной в «Молитовке», пожилая женщина, мать семейства, от обиды и бессилия сунула шило между ребер молодого парня, полезшего за хлебом без очереди. До больницы парня не довезли. За опоздание на работу и за мелкое хищение на предприятии можно было угодить под суд. Боялись «органов», партийных начальников называли «штатными вдохновителями». Кое-кто втихомолку ругал и Сталина. В целом же дух народа, как это ни странно сейчас звучит, был един и высок: кровопролитная война закончилась, и советский народ вышел из неё победителем. Верили: самое страшное и тяжёлое позади, ещё год-два, пятилетка – и заживём! Официальная пропаганда эту веру всячески поддерживала. Что же касается детей, то отношение к ним было гораздо более заботливым, чем сейчас.
Станция-храм
Если бы сызмальства меня приучили ходить в церковь, к станции Родина я относился бы, наверное, по-другому. Но поскольку к церкви меня не приобщили, именно здание вокзала станции Родина с гипсовыми пионерами на крыше я воспринимал в свои школьные годы как своеобразный храм. К стыду своему, до сих пор не знаю имён архитекторов и художников «Родины». Однако их замысел – оторвать детей от нижегородского быта или, как выражался Горький, «свинцовых мерзостей жизни» – я ощущал и тогда. В ту самую башню, на крыше которой стоят белые пионеры, я любил заходить, чтобы полюбоваться подсвеченным потолком. Он был расписан под небо невероятной голубизны с лёгкими белыми облаками и самолётами, звавшими за собой. Выражаясь современным языком, потолок круглого зала обладал несомненным психотерапевтическим действием. А вот функционального назначения этого зала я не знаю до сих пор. Ну, а в основной части здания находился небольшой киноконцертный зал, в котором и кино по вечерам «крутили», и самодеятельные артисты выступали. И лекции случались. Так что на станции «Родина» не было скучно. Чтобы это по-настоящему оценить, следует учесть, что ни телевизоров, ни магнитофонов, ни транзисторов тогда не было. И на первом, и на втором этаже здания находились технические кабинеты, в которых юные железнодорожники проходили теоретическую подготовку. Выходов из станции было два: в город, к Дворцу культуры им. Ленина, и на уютный перрон – к детскому поезду. За узкоколейными пристанционными путями находилось паровозное депо, в котором «ночевали» два «детских» паровоза (кто-то ведь их спроектировал и изготовил! Кто? Какое предприятие? – опять не знаю). К депо примыкало здание мастерских со сверлильными, токарными и фрезерными станками и обитыми жестью слесарными верстаками. В мастерские попадали через депо.
На станциях «Маяковская», «Пушкинская» и «Счастливая» я бывал только «по служебной необходимости». Насколько помню, «Маяковская» в то время вообще пустовала.
Как я теперь понимаю, руководство, преподаватели и мастера ДЖД вполне сознательно и успешно решали в послевоенные годы следующие задачи: оторвать детей от улицы, привить начальные трудовые навыки, познакомить с железнодорожными профессиями, приобщить к общему делу – поддерживать дорогу в рабочем состоянии и водить поезда от «Родины» до «Счастливой» и обратно можно было только слаженным коллективом.
Службы дороги
Конечно, ДЖД была игрой, но весьма приближенной к настоящей железной дороге. Юные железнодорожники были объединены в четыре службы: тяги, пути, связи и движения. Служба тяги – это машинисты, они изучали устройство паровоза и управляли паровозом под присмотром взрослого наставника. Служба пути – это рельсы, шпалы, переезды и стрелки, которые тогда переводились вручную. Связисты упражнялись в телеграфных передачах с помощью азбуки Морзе. Были у них, кажется, и рации, и какие-то особые телефоны, хотя не помню, какие именно. Ну, а «движенцы» занимались вагонами и пассажирами и отслеживали продвижение поезда. Я работал в службе пути и, как мне тогда внушали, вместе с коллегами «обеспечивал безопасность» этого самого пути. Иногда и в самом деле приходилось обеспечивать. Хулиганства хватало и тогда: камни набрасывали на колею, брёвна клали, гайки откручивали, как в чеховском «Злоумышленнике». А потому путеобходчики, по одному на километр пути, перед проходом первого поезда обходили «вверенные им участки», внимательно осматривая колею, а при необходимости с помощью красного флажка останавливали поезд. Осенью, когда «катальный» сезон заканчивался, подводились результаты соревнования между службами. В каких номинациях соревновались, не помню. Но помню подарки, коими награждались победители. Это были, как правило, книги.
Люди
Очень тепло вспоминаю троих мужчин, работавших на ДЖД в послевоенные годы.
Первый – тот самый мастер производственного обучения Пётр Алексеевич, которого я описал в «Молитовке». Кто бы ещё обучил меня, двенадцатилетнего, тому, как держать в руках молоток, напильник, зубило и прочий слесарный инструмент? К тому же от человека этого веяло рабочей основательностью, спокойствием и добротой к подопечным – мальчишкам 12–15-ти лет. В те годы это было важно. И пошутить он любил. Подопечные, случалось, заезжали молотком по пальцу. Понятно, больно! Аптечка у мастера под рукой. Забинтует палец, а потом хохотнет: «Четыре у тебя пока целые. Работай дальше».
Второй – пожилой и не слишком улыбчивый инженер-путеец, который проводил с нами теоретические занятия. Не знаю, остались ли люди, которые так знали историю российских железных дорог и так были влюблены в свою железнодорожную профессию, как этот старый инженер, имени которого, к сожалению, я не помню. За что, казалось бы, путейство любить? Но этот человек так умел рассказать о железнодорожных мостах и тоннелях, о том, как тянули через всю Россию Транссиб, что мы слушали его с открытыми ртами.
Ну, а третий – заместитель начальника ДЖД Покровский. Начальника дороги мы практически не видели, у него были свои заботы, а вот «замнач Покровский» (так мы его и звали меж собой) возился с пацанами постоянно. Нам он казался человеком необыкновенным. Во-первых, всегда в отутюженной идеально сидевшей на нём железнодорожной форме светло-стального цвета. Во-вторых, внимательный и доброжелательный. Покровский не только знал всех юных железнодорожников по именам и в лицо, но и старался помочь им найти самих себя и устроиться в последующей жизни, для чего в случае необходимости мог заглянуть к родителям или в школу, в которой учился тот или иной юный железнодорожник. Сыграл он свою роль и в моей судьбе, о чём я также написал в «Молитовке».
Славные люди работали на Горьковской ДЖД в послевоенные годы. По сравнению с нынешними, они кажутся мне святыми.
28.04.2006
|
